Ольга Брейннгингер, писатель:
Отложив черно-золотую афишу, я вбила в Google «футбол Оксфорд», и узнала много нового. Например, что в Оксфорде есть футбольная ассоциация, мужской и женский клубы, и вообще напряженная футбольная жизнь… Но, черт, ребята, простите — давайте будем честны: сложно вообще поверить в то, что в Оксфорде действительно играют в футбол. Потому что все отлично знают: в Оксфорде существует один-единственный вид спорта — и это гребля. Это гребля останавливает жизнь университета три раза в год, и профессора отпускают студентов с тьюториалов, чтобы болеть за свои команды; это клубы по гребле устраивают самые дикие вечеринки в городе, и ночами разгуливают по Хай-стрит в тогах из простыней; это гребцы получают вёсла в подарок, когда выигрывают регату, и потом одно весло — всегда непонятно как, но — всегда оказывается наутро водруженным на крыше колледжа; это одного из гребцов попросили самоустраниться из жизни колледжа и тихонько грести, получить свою степень, и уехать, потому что он сбросил тогу и на спор ходил так ночью по каменным переходам Брейзноуза.
Это из-за гребцов, в конце концов, жизнь начинается в Оксфорде в 5 утра и останавливается тогда, когда твой колледж проигрывает регату. А ты стоишь на втором этаже лодочной станции, сорвав горло в крике «black and gold», потому что черное и золотое — это ваши цвета, — и ненавидишь все эти остальные лодки, вёсла и рулевых.
Наверное. Я ничего не ненавижу, и ничего не понимаю ни в гребле, ни в том, почему людям это нравится. И поэтому — чтобы хоть краешком глаза заглянуть в этот мир — на третий год своей учебы в Оксфорде я устроилась работать фотографом команды. Это было несложно. Выцветшее на солнце объявление с имейлом капитана висело на деревянной доске у входа в общежитие еще с сезона осенних гонок.
У меня было свободное время, мысли, от которых во что бы то ни стало нужно было убежать, и выигранная при сомнительных обстоятельствах в поезде Москва–Махачкала зеркалка. Я убедилась, что камера все еще работает, а я знаю — как ее держать; напечатала четыре строчки письма и приложила папку со своим «портфолио», подборкой из десяти случайных фотографий из iPhoto. Через три дня мне пришло ответное письмо с расписанием тренировок и соревнований, которые я должна была снимать в этом семестре, и я принялась познавать новый мир.
Через восемь недель мне становится окончательно ясно, что фотоаппарат нисколько не помогает познать ни мир мотивированных накачанных людей в лодках, ни какой угодно другой. Я наснимала шестьдесят три часа, две тысячи фотографий, и провела с неделю своего времени, поглощая фирменный ruby (разновидность портвейна. — ред.) Брейзноуза в компании новых «друзей», которые учили меня пить крепкие напитки в обнимку с веслом.
Нет: мои навыки фотографии стали заметно лучше. Начав с машинальных щелк-щелк с гребцами, из которых на одной половине отсутствовала композиция, а на второй регата выглядела как военно-морские учения, к концу восьмой недели я стала стабильно находить в каждой сьемке пять-шесть приличных кадров. Пару раз в свободные вечера я брала из секции «Визуальные искусства» книги о фотографии и листала их, засыпая и просыпаясь, в старом библиотечном кресле, придвинутом к окну с видом на колледж Всех Святых. Я узнавала о правиле золотого сечения, базовых принципах спортивной съемки, а когда выдавались незанятые полчаса, гуляла вверх-вниз по Хай-стрит, фотографируя прохожих и пытаясь понять, что не так; и в какой-то момент люди, болеющие за блэк энд голд, стали выходить у меня на снимках гораздо лучше.
Но оставалось совершенно непонятно, почему люди это делают.
Конечно, это весело, это даже захватывает — когда тебя, «разумеется», отпускают с лекций, потому что идет регата; когда весь привычный ландшафт города становится иным, и каменные мостовые, деревянные ворота и колья железной ограды на Рэдклифф-сквер подчиняются тебе, потому что твоя команда сегодня победитель — ну, или просто удачно потренировалась.
Но семестр Хилари сменился Тринити, я продолжала смотреть в объектив, выявляя те самые сечения, удачные детали, напряженные лица и позы, и отпечатки спортивной ярости на лицах гребцов; делала командные снимки, индивидуальные, без весел и с веслами, без девушек и с девушками,тренировки и вечеринки, спортсменов и команду поддержки, фотографировала барбекю на лодочной станции в день регаты, сотни людей с тарелками, сотни кричащих людей, — и нисколько не приблизилась к тому, чтобы понять, в чем заключается удовольствие от гребли.
Фрагмент рассказа Ольги Брейнингер «Правильные люди», вошедший в сборник «Игра народная. Русские писатели о футболе. М.: Редакция Елены Шубиной, 2018). Публикуется с любезного разрешения правообладателей.